История Вавилона продолжается! Виктор и Юрий, Отабек и Юра, Марго, Юри, вавилонский свиток, неизвестная метка, очередная смерть, и среди всего этого бедлама — молодой Юрий Никифоров, потерявшийся в чужой лжи и собственном предназначении.
Приквел №1 "I feel you" — ficbook.net/readfic/5536498
Приквел №2 "Libertango" — ficbook.net/readfic/5552963
Приквел №3 "Babylon" — ficbook.net/readfic/5690404
Приквел №1 "I feel you" — ficbook.net/readfic/5536498
Приквел №2 "Libertango" — ficbook.net/readfic/5552963
Приквел №3 "Babylon" — ficbook.net/readfic/5690404
Автор: O.Kiro
Фэндом: Yuri!!! on Ice
Пэйринг и персонажи: Виктор Никифоров/Юри Кацуки, Отабек Алтын/Юрий Плисецкий, Юрий Плисецкий/Виктор Никифоров
Рейтинг: R
Жанры: Слэш, Мистика, AU, Songfic, ER (Established Relationship), Соулмейты, Дружба
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика, ОМП, ОЖП, Underage, UST, Смерть второстепенного персонажа, Элементы гета
Размер: планируется Миди, написано 12 страниц, 3 части
Статус: в процессе
Саундтрек к фанфику — The Cardigans "My Favourite Game"
www.amalgama-lab.com/songs/c/cardigans/my_favou...
Лайк автору сюда - ficbook.net/readfic/6772690
Глава 3
V is for Vulture
V is for Vulture
— Проходите.
Юра вместе с Кацуки двигаются следом в заставленное книжными шкафами помещение. Книги везде, даже на полу, сгромождённые в не очень аккуратные стопки, но хотя бы не валяются как попало. Сквозь широкую витрину проникает рассеянный свет, из-за чего создаётся ощущение, будто всё вокруг наполнено пылью. Эти маленькие частички скользят по воздуху, переливаются, создавая некий эффект волшебства. Юрий фыркает, благодаря мысленно вся и всех, что у него нет аллергии на пыль.
— Это что такое, Нил? — интересуется он, подозрительно осматриваясь.
— Для тебя — профессор, — упомянутый Нил наклоняется, подбирая свалившуюся книгу, и ставит её на место.
— С чего бы вдруг, — фыркают в ответ.
— Потому что он и правда профессор, — вклинивается в диалог Юри и проходит дальше. — Это удивительно, сейчас такие места очень сложно найти, Ю… Нил.
— Ага, — усмехается самый младший с толикой ехидства, — склад макулатуры действительно — большая редкость.
— За некоторые из этих книг можно родину продать, — бесцветным голосом, словно читая скучнейшую лекцию, отзывается профессор.
читать дальше Юра не находит, что ответить, и просто поджимает губы. Быть может, этот человек и прав, быть может, тут есть что-то стоящее, но на его вкус — всё равно свалка. А Нил тем временем отпирает дверь в стороне, со входа её сложно заметить, и приглашает гостей внутрь. Поднимаясь, Юра про себя отмечает, что под лестницей есть ещё один вход, но куда тот ведёт не рискует спросить. Наверху их встречает вполне обжитая гостиная, но тем не менее антураж оставляет желать лучшего. Невольно Юра сравнивает эту квартирку на втором этаже с их домом и передёргивает плечами. Ну уж нет, лучше так, чем у них, где всё завалено кучами бесполезных побрякушек, натасканных его родителями со всех частей света, семейными фотографиями на каждом шагу и с целой кладовкой, отведённой под мягкие игрушки.
Нил оставляет их ненадолго в гостиной, а сам куда-то удаляется. Стоит его шагам затихнуть, как Юра решается заговорить с отцом о насущном.
— И давно вы друг друга знаете?
— Давненько, — слишком отстранённо замечает Юри, рассматривая гитару в углу комнаты. «Будто он что-то смыслит в гитарах», — фыркает про себя Юра, но продолжает допрос.
— Это сколько? — он щурится подозрительно, присаживаясь на широкий диван.
— Лет двадцать, — пожимает плечами, как ни в чём ни бывало, Кацуки и даже не замечает шокированное выражение лица сына. А затем он отчего-то берёт инструмент в руки, проворачивает, осматривая заднюю часть, хмурится чему-то одному ему известному, и ставит аккуратно обратно на подставку. Как раз в этот момент возвращается Нил с коробкой в руках.
— Эта гитара… — растягивает слова Юри.
— Ммм? — Нил молча ставит коробку на кофейный столик перед диваном и запускает в неё руки.
— Твоя или… — поведение отца откровенно поражает младшего Юру, таким он его не видел, таким… Осторожным? На удивление профессор откликается мгновенно, словно не желая слышать продолжение фразы.
— Моя, — достаёт наконец непонятный флакон, подносит к глазам, пристально рассматривая, вздыхает и возвращает его обратно.
— Значит Абилев? — не отступает Юри. — Почему не поменял?
— А зачем? — Нил явно не может найти нужное, потому как раздражённо отпихивает коробку и складывает руки на груди, поворачиваясь к собеседнику.
— Я думал, что… — и тут он краснеет. — Ну, что вы поженитесь.
— Пф, — доносится в ответ фырканье. — Нам это ни к чему.
Кацуки больше ничего не говорит, либо принял это утверждение, как аксиому, либо просто посчитал логичным. Юра не берётся рассуждать о мотивах этого разговора, просто потому что не знает ничего об их отношениях с этим профессором. А тот уже стоит напротив, нервно постукивает пальцами по предплечьям, а во взгляде так и читается простое: «Ну?». Он мог бы побесить ещё этого высокомерного зазнайку, но под его взглядом становится не по себе. Юра знает, что нужно делать, всего около суток назад произошла масштабная ссора с отцом на эту тему. На тему его метки. Он встаёт с дивана, скидывает куртку и послушно задирает худи. Вот только совсем не ожидает того прикосновения, что следует за этим.
Пальцы у профессора тонкие, но такие сильные, хватка железная, даже немного больно, быть может, сожми он совсем чуток посильнее — останутся синяки. Но Юра терпит это, старается, как может, однако, дрожь сдержать не получается. Мужчина стоит перед ним, присев на одно колено, совсем как Мацуо не так давно, но разница огромная. Сейчас Юра не чувствует себя хозяином положения, нет ощущения превосходства и власти, только необъяснимый страх где-то на уровне инстинктов. Он прекрасно понимает, что его метка — нонсенс, что таких наверняка не бывает, и тот факт, что Нил знает что-то об этом, автоматически возносит его в отряд «опасных». Никифоров не любит опасных людей.
Чёрная лоза, напоминающая больше тёрн, обвивает его тело пониже живота. Сзади — две линии переплетены на манер ДНК, обе с шипами, но ближе к тазовым косточкам они сплетаются в одну, а концы уходят ниже, почти что к самому паху. Когда Нил склоняется ещё ниже, чтобы рассмотреть последние штрихи метки, Юра радуется тому, что она всё-таки находится в пределах целомудрия, а не продолжается дальше, иначе было бы сложно объяснить некоторые нюансы. К примеру, коснись его профессор лишний раз — стояк обеспечен. Юрий думает всякие гадости, вспоминает всё самое мерзкое, только бы не возбудиться, и страх, затопивший его, к счастью, помогает в этом нелёгком деле.
Наконец Нил отстраняется, выпрямляется и задумчиво подносит указательный палец ко рту, прикусывая его. Наверняка, это просто привычка, чисто механическая, но, зная, что эти руки, ладони, пальцы буквально мгновение назад касались его тела… Юра практически падает обратно на диван, рывком натягивает худи едва ли не до колен. Проклятые гормоны! И ведь им совершенно плевать, что человек напротив дико раздражает и заставляет трястись поджилки далеко не от вожделения. Физиология, чтоб её! Он ругается на чём свет стоит, но вслух не произносит ни слова.
— Ю… Эм, Нил? — неуверенный голос Кацуки разбивает звенящую тишину и даже дышать становится после этого легче.
— Я где-то это уже видел… Где-то… — бормочет тот себе под нос и начинает мерить комнату шагами. Никто его не прерывает. Он делает несколько быстрых, притормаживает, занося ногу, встряхивает головой и продолжает, а затем опять.
— Где-то, что-то похожее, — не успокаивается профессор, но его вдруг озаряет и он замирает. Тело напрягается, как готовая вот-вот лопнуть тетива, и прямой становится, словно швабру проглотил. А затем комнату заполняет смех, не нормальный человеческий, а отчаянный, горький, лающий смех на грани истерики.
Нил прижимает ладонь ко лбу, кусает губы, силясь подавить эти звуки, что ему удаётся с трудом. И только, когда он наконец успокаивается, обращается к Юри:
— У меня есть одна догадка, но проверить её до завтра не получится. Вы тут надолго?
— Пробудем сколько потребуется, — с готовностью откликается Юри.
— Хорошо… — он отворачивается к двери, собираясь выйти, но останавливается. — Зарегистрировались где-то? — Кацуки качает отрицательно головой и Юра уверен, что профессор никак не мог этого увидеть, но тот видимо чувствует. — Можете остаться у нас. Он завтра вернётся, пусть тоже посмотрит.
— Да, спасибо… Нил, — Юри опускается на диван рядом с сыном, смотрит так заботливо и участливо, что возбуждение окончательно сходит на нет, и уже обращается непосредственно к нему: — Ты только веди себя хорошо.
А ведь проще сказать, чем сделать.
***
Кухня в квартире оказывается совсем крохотной, туда только и умещается, что плита, стойка с раковиной, небольшая тумба для посуды, плюс один навесной шкаф, холодильник и круглый столик с двумя стульями в углу. Юра считает обстановку удручающей. Особенно отягчает его состояние тюль красного цвета, так и тянет воскликнуть: «Начерта?!». Ужин проходит в гробовом молчании и он чувствует себя крайне неуютно, потому что и слепой бы понял, что взрослые молчат только потому, что он тут, а вот уйдёт, тогда начнётся веселье и тайны. Юрий скрипит зубами, но больше никак не высказывает собственного недовольства.
Видимо, этот день действительно полон на сюрпризы, так как после ужина Юри уходит вместе с ним, оставляя профессора разбираться на кухне. Он проводит сына в комнату, что им отвёл Нил, и сам ложится на пол. Если бы днём Юра не слышал, как тот предлагал отцу остаться в гостиной, а он отказался, то наверняка затеял бы скандал, но в этом весь Юри — сранное самопожертвование. Ещё некоторое время он возится в постели, пытаясь уснуть, хотя обычно у него никогда не возникает с этим проблем на новых местах, просто в этот раз дело во владельце дома. Юра ворочается, прогоняя в голове разные возможные сценарии, в которых Нил оказывается маньяком-убийцей, ну, или маньяком-насильником, он и сам не может решить, что страшнее. Представляет, как даёт ему отпор, или же, опять, просто даёт. «Удивительно», — думает Никифоров на грани сна, — «насколько же разные эмоции может вызвать один и тот же человек».
***
Мальчик заснул. Юри может это понять по малейшим изменениям его дыхания. Он мягко поднимается с расстеленного матраса, заправляет его, тихо сворачивает и оставляет в углу, а затем так же бесшумно приоткрывает дверь, попутно кидая ещё один взгляд на сына, чтобы убедиться, что тот всё ещё спит, и выскальзывает в коридор. Квартира Юры кажется ему лабиринтом: узкие проходы, многочисленные двери и проёмы, и всё при этом завалено книгами. Если тут умрёшь, то тебя искать будут очень долго. Кацуки пробирается по основному холлу до лестницы, спускается вниз и толкает темноту, точно зная, что там скрывается ещё одно помещение, об этом ему намекнул сам Плисецкий. И действительно, дверь поддаётся, впуская Юри в просторную и так же, как и весь дом, забитую книжными стеллажами комнату.
В центре стоит массивный круглый стол, наполовину скрытый странными свитками, по кругу расположены пара кресел, ещё три стула вразброс по периметру и узкий потёртый диванчик у дальней стены. Юра стоит к нему спиной, упирается руками в стол, придерживая ими таким образом свиток, пытающийся машинально свернуться.
— Помочь? — он всегда готов, подходит ближе и становится рядом.
— Нет, — Юра встряхивает головой, — бесполезно. Лучше садись.
Тот и не думает спорить, подтягивает к столу один из стульев, усаживается едва не на самый ободок и складывает руки на коленях. Юра всё это видит, фыркает почти неуловимо, но не комментирует. Он отходит к одному из застеклённых стеллажей, открывает, выуживая на свет бутылку и пару стаканов, и возвращается к гостю. Бокалы наполнены и один едва ли не насильно впихивается в сцепленные руки Кацуки.
— Расслабься, — советует Юра и сам же следует этому наставлению, откидываясь на кресло позади. Он закидывает ногу на ногу, салютует бокалом и одним махом глотает около трети алкоголя.
Юри так не может, есть вероятность, что и не хочет — он осторожно цедит виски, но при этом не морщится. Беседа не вяжется и, вроде как, никому это и не нужно, вот только оба знают об обратном. Едва они заканчивают с первой порцией, Плисецкий наливает по новой. Вот теперь пойдёт разговор.
— Знаешь, — начинает Юри, — я давно хотел тебе сказать… Точнее извиниться, — замолкает, в надежде на какой-то эффект, но ничего не происходит. Вздох. — Я хочу извиниться за то, что украл у тебя соулмейта.
Тут он уже поднимает взгляд на собеседника, боясь увидеть ненависть в чужих глазах или отвращение, обиду, боль, но встречает лишь безразличие и, разве что, холодный интерес. Юра всего лишь изогнул вопросительно бровь, не намереваясь помогать с извинениями.
— Ведь я знал, я видел тогда его метку и, — он делает большой глоток для храбрости, забывая вдохнуть, — должен был отказать ему, отправить к тебе. Мне не стоило… — резко осекается.
— Не стоило что? — голос Юры звучит ровно и безэмоционально. — Трахаться с ним?
— Ю… — возразить ему не дают.
— Да, не стоило, — подтверждает тот его слова. — Но какая разница? Не ты, так был бы кто-то другой.
Несмотря на всю свою показную невозмутимость, что-то да проскальзывает в его наигранно расслабленной позе, и лёгкой хрипотце, и напряжённых плечах, сведённых скулах. Юри вновь опускает взгляд, ему не хватает смелости смотреть напрямую. Хотя уже поздно говорить о таких вещах, но сейчас, зная, что ожидает его сына в случае неудачи с меткой, он может полностью понять ситуацию, сложившуюся в прошлом. Горькие слова Юры горше даже самой полыни, ведь они есть правда.
— Какая разница, что было. Кому-то не хватило честности, кому-то бескорыстности, а кто-то просто хотел быть любимым, — «пусть даже за чужой счёт» повисло невысказанным.
— Я… — он пытается собраться. — Я… — честно пытается. — Мне правда…
— Брось, Кацудон, — старое прозвище, лёгкий, небрежный тон, совсем как когда-то. — Это уже не имеет значения. Ведь, не сложись всё так, как вышло, то я бы не нашёл свою истинную любовь и пару.
Юри усмехается, но по-доброму, легко, допивает виски, ощущает приближение Юрио, который вновь наполняет стакан, поднимает голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Но вместо зрительного контакта, его ожидает другой. Тёплые тёрпкие губы с едва ощутимой горчинкой касаются его собственных. Поцелуй лёгкий, осторожный, даже трепетный — всего лишь дань успокоения страдающей душе.
— Ты расскажешь, как оно всё было? — интересуется Юри, когда он отстраняется и усаживается обратно в кресло.
Плисецкий пожимает плечами, словно нехотя:
— Что именно ты хочешь знать?
— Всё.
Утро встречает нерадивых алкашей головной болью и тошнотой. Одного из них, по крайней мере, точно, второму же, что с гуся вода. Кацуки откровенно завидует стойкости Юрия, который пил до утра и даже не окосел, когда он отключился уже к концу первой бутылки, а, проснувшись, увидел ещё одну пустую на столе. Он выходит наружу, пробираясь под лестницей в зал, являющийся по совместительству магазином, придерживается за стену и видит, как Юра проверяет что-то на ноутбуке за стойкой продавца.
— Доброе, — отзывается тот на его приветствие. — Аспирину?
— Было бы неплохо, — кивает Юри.
— Сейчас, секунду.
Кацуки пробирается к единственному свободному стулу, практически падая на него, и прижимается затылком назад об один из шкафов, дожидаясь, когда вчерашний собутыльник соизволит совершить акт спасения в виде принесённых таблеток и воды. Только вот у вселенной на этот день совершенно другие планы, отличные от замыслов простых смертных. Сверху доносится шум и уже через минуту с лестницы, перешагивая разом через несколько ступеней, спускается младший Юра. Теперь ему опять придётся напоминать себе, что Плисецкого стоит называть Нилом, а при похмелье — это не самое доступное действие. И, когда кажется, что хуже уже быть не может, входная дверь распахивается, впуская ещё одно действующее лицо вселенского промысла.
Человек сходу узнаёт присутствующего японца, просто ему кивает, попутно окидывает незаинтересованным взглядом замершего в стороне мальчика и разворачивается лицом к «Нилу», уже намереваясь его поцеловать, но громкий возглас не даёт осуществить задуманное.
— От… Отабек Алтын?
Юри уже чует неладное, но не успевает помешать своему отпрыску. Тот с восторженным видом кидается на Отабека, буквально впечатываясь в его тело, запрокидывает голову и едва не задыхается от восторга:
— Я люблю тебя!